Научные труды
В.Степанов
Вячеслав Степанов,
директор Центра этнологии Института
культурного наследия АНМ
ПРОБЛЕМА КСЕНОФОБИИ В ГОРОДАХ РЕСПУБЛИКИ МОЛДОВА
Целью данного исследования является освещение отдельных аспектов проблемы ксенофобии, имеющих место в городской среде современной Республики Молдова.
Среди них:
- активное влияние урбанизации на молдавское сообщество;
- языковая ситуация в Молдове как питательная почва для нетерпимости;
- нетерпимость и напряженность вокруг этнонима «молдаване» и глоттонима «молдавский язык»;
- образование и патриотическое воспитание как профилактика проявлений ксенофобии;
- отражение этноцентризма на примере прессы в городах Молдовы, этнический анекдот как одно из средств манипулирования чувством нетерпимости;
- конфессиональная нетерпимость в условиях Республики Молдова.
В нем также произведено рассмотрение результатов этносоциологического исследования, осуществленного в среде представителей нацменьшинств студентов вузов республики, находящихся в разноэтнических средах (Бельцы – украинцы; Тараклия – болгары; Комрат – гагаузы; Тирасполь – жители полиэтнического Приднестровья) по проблеме этнического восприятия чувства контактности и толерантности и уровня комфортности.
* * *
Бывшие союзные республики, после распада Союза ССР ставшие независимыми, в той или иной степени оказались под серьезным экономическим, политическим и, конечно, культурным западным влиянием. Очевидно, что именно городская среда, в том числе в силу наибольшего сосредоточения СМИ восприняла демократические свободы в первую очередь. С другой стороны, именно город столкнулся, прежде всего с болезнями запада, в том числе и с этносоциальными. Проблема усилилась за счет всплеска национального самосознания, на волне которого, собственно, и произошло оформление независимости государств новых демократий. Мало чем отличалась и Молдова. Схемы оформления действий народных фронтов в разных государствах в прошлом единой страны в немалой степени походили друг на друга, что лишний раз заставляет обратить внимание на во многом схожие, но не одинаковые проблемы и процессы, подчеркивающие наличие общего манипулятора.
Было бы неверно утверждать, что проявления ксенофобии не имели места в годы Советской власти. Как и в настоящее время, их можно условно разделить на непродуманные акции, осуществляемые государством, взять хотя бы массовые переселения крымских татар или попытку решить цыганский вопрос путем паспортизации ромов по титульному этносу той республики, в которой они проживали. В Украине их делали украинцами, в Молдавии – молдаванами, но от этого, конечно, они не утратили собственную идентичность, а цыганская проблема, во многом осталась.
Другие проявления ксенофобии или нетерпимости встречались и встречаются на так называемом бытовом уровне. В этом плане проще обстояло дело при советской власти, которая выработала систему воздействия на все возрасты и сдерживала крайние настроения путем партийно-государственной пропаганды. Идея равенства и братства на основе сложившихся в процессе эволюции советской власти ценностей, с одной стороны, сглаживала проблему различий и нетерпимости (опять подчеркну: на основе общих и незыблемых ценностей, таких как повсеместное распространение русского языка, образ русского старшего брата и т. п.), с другой стороны, именно невнимание к национальному вопросу послужило формированию одной из главных опор в процессе раскола Союза ССР.
Незначительный экскурс в прошлое, лишний раз подтверждает значимость внимания к проблеме ксенофобии в условиях трансформирующейся Молдовы.
Проблема активного влияния урбанизации в молдавском сообществе своими корнями уходит еще в середину XIX в. Удельный вес городского населения в крае был необычайно высок, к 1856 г. составив 21% от общего числа жителей [1]. К концу XIX столетия, несмотря на некоторое снижение, наблюдаемое в динамике численности городского населения, Бессарабия представляла собой одну из густонаселенных территорий Российской империи.
На рубеже XIX И XX веков наиболее урбанизированной категорией городского населения были русские, 45% которых проживало в городах. В городах насчитывалось 52,6% (от общей численности) поляков и евреев, 12,1% украинцев. Позже, в 30-е гг. основными преобладавшими национальностями в городах оставались русские, украинцы, молдаване [2].
Результаты переписей населения послевоенного времени свидетельствует об устойчивом увеличении состава городского населения в городах республики (Таблица 1).
Таблица 1
Население по полу и типу местности
(по данным переписей населения) [3] (в тыс. чел.)
Всего | Мужчины | Женщины | Городское | Сельское | |
15 января 1959 г.* | 2884,5 | 1333,8 | 1550,7 | 642,3 | 2242,2 |
15 января 1970 г.* | 3568,9 | 1662,3 | 1906,6 | 1130,1 | 2438,8 |
17 января 1979 г.* | 3947,4 | 1858,4 | 2089,0 | 1551,0 | 2396,4 |
12 января 1989 г.* | 4337,6 | 2058,2 | 2279,4 | 2036,4 | 2301,2 |
5 октября 2004 г. * * | 3383,3 | 1627,7 | 1755,6 | 1305,6 | 2077,7 |
* B целом по республике
* * Без населения районов левобережья Днестра и муниципия Бендер
Как видно из представленной ниже таблицы, на протяжении всего послевоенного периода города Молдовы испытывали неуклонное увеличение численности населения. Особенно четко динамика прослеживается при сопоставлении данных за последние годы (см. табл. 2).
Таблица 2
Городское население по продолжительности проживания в месте постоянного жительства
(по основным национальностям) [4]
Национальность | Всего | С рождения | Не с рождения | ||||
молдаване | 826103 | 464821 | 361282 | ||||
украинцы | 145890 | 64356 | 81534 | ||||
русские | 166395 | 87964 | 78431 | ||||
гагаузы | 53613 | 40508 | 13105 | ||||
румыны | 44342 | 22609 | 21733 | ||||
болгары | 29447 | 17438 | 12009 | ||||
Продолжительность лет | |||||||
до 2 | 2 - 5 | 6 - 9 | 10 + | не указана | |||
51583 | 55485 | 29190 | 221376 | 3648 | |||
3760 | 5062 | 3456 | 68729 | 527 | |||
3130 | 4290 | 3030 | 67198 | 783 | |||
2511 | 2143 | 891 | 7471 | 89 | |||
2212 | 3064 | 1584 | 14696 | 177 | |||
1414 | 1374 | 755 | 8395 | 71 | |||
На примере городской субкультуры наиболее четко видна проблема внутриэтнического конфликта, выраженная, прежде всего, в социальной дифференциации между городской и сельской культурой. Еще одной причиной этого в Молдове является неурегулированность языковой ситуации, которая начала просматриваться в крае задолго до обретения республикой независимости. Рассмотрение этого интересного и актуального вопроса – тема для отдельного разговора.
В Кишиневе последствия румынского пребывания 1918–1940 гг., потери в Великой Отечественной значительно изменили состав городского населения. Это привело к тому, что после присоединения Бессарабии к СССР, еще в годы войны, стала меняться социальная структура города: в первые послевоенные годы сюда была привлечена большая волна cельского населения [5]. На подъем народного хозяйства и инфраструктуры города были направлены представители интеллигенции из других регионов СССР [6]. Но здесь мы сталкиваемся с тем, что если в 50–60-е годы ХХ в. республика нуждалась в специалистах и охотно привлекала их извне, то позже были выращены уже собственные кадры разнопрофильных специалистов, причем упор делался на повышение профессионального уровня, прежде всего национальных кадров – молдаван. Со временем это привело к определенному внутреннему конфликту между приезжими специалистами – русскоязычными, как правило, жителями города и подготовленными в советской инфраструктуре национальными кадрами, выходцами из села, приехавшими на учебу в город и оставшимися там работать. Несмотря на свою полиэтничность, урбанизированные центры Молдовы, так или иначе, представляют языковую культуру мажоритарного этноса, с одной стороны, и русскоязычную языковую культуру – с другой. В период с
Ситуация начала меняться к середине 80-х гг. ХХ в., когда было подготовлено достаточное количество специалистов – представителей мажоритарного этноса. А 80-е гг. характеризуются целым парадом сменяющих друг друга первых секретарей ЦК, началом перестройки и агонией СССР. Русский язык в Молдавии стал терять основу своего статуса.
Общедоступный русский в качестве языка, претендующего на какой-либо статус, стал неудобен национал-радикалам Молдовы начала 90-х годов. Ведь статус русского как языка межнационального общения ни к чему не обязывает. Элита не боится языков без статуса, не боится она и бесписьменных языков. В XIX в. в Бессарабии практически только элита, в том числе и молдавская, владела русским. В силу того, что Бессарабия была аграрным краем, основная масса населения общалась на этнических языках. Знание русского было престижно и дало свои плоды уже во второй половине XIX столетия. Особенность заключается еще в том, что Бессарабия, в отличие от стран Закавказья, была присоединена к России мирным путем, без многолетней войны. Таким образом, население края, видя в лице представителей Российской империи избавителей от гнета турок и единоверцев, не воспринимало действия России в качестве захватнических. Дореволюционная Россия характерно отличалась от других могучих держав тем, что ее колонии находились в составе империи, и социально-экономический статус многих из них, в частности Бессарабии, под имперским влиянием значительно улучшился [8].
Начало 90-х гг. связано в Молдове с приходом к власти национал-радикалов и жесткой чисткой аппарата управления республики. Этому способствовали и такие глобальные политические события, как конфликт с Приднестровьем и гагаузское противостояние. В основе этих, до сих пор неурегулированных региональных проблем, лежало, прежде всего, отсутствие политического решения языковой проблемы. В результате произошло отделение от центра регионов, в которых элита и население по своей ментальности и национальному составу не воспринимали молдавский язык в качестве единственного – государственного. Сегодня в Гагаузии и в Приднестровье задекларировано по три языка, имеющих статус государственных. Позже в республике был создан Тараклийский уезд (ныне район) с компактным проживанием болгар. В нем, в отличие от Приднестровья и Гагаузии, статус государственного языка имеет только молдавский. Однако, несмотря на разницу в статусе и положении, во всех трех регионах наиболее распространен русский язык, как в делопроизводстве, так и в образовании, в том числе в городах. На бытовом уровне население предпочитает общаться на этнических языках и русском [9].
В табл. 2 представлена однозначная тенденция, указывающая на расширение количества лиц, проживающих в городской среде. Объясняется это современными миграционными процессами, когда каждый второй житель республики столкнулся с тем, что кто-либо из его родственников или знакомых покинул Молдову с целью заработка. В результате вырисовается достаточно прозрачная схема. В период первых экономических «штормов» 90-х первыми трудности перемен почувствовали наиболее информированные жители городов республики. Благодаря наибольшей информированности именно они в массовом порядке выехали за пределы республики, в страны Европы, Израиль, США, Канаду, Россию. Далее все проистекало по известной русской поговорке – «свято место пусто не бывает». Город продолжал манить к себе. Вместо уезжающих на заработки и ПМЖ в город двинулись жители села. Сказалось резкое понижение уровня жизни в целом по республике, что особенно заметно стало ощущаться в сельской местности. Развал коллективных хозяйств и многочисленные эксперименты на селянах привели к массовому обнищанию. Село, как и город, также подалось на заработки и ПМЖ за рубеж и в города республики, где жизнь нелегка, однако несколько лучше, чем в селе. В ходе этнологических экспедиций мне неоднократно приходилось слышать от респондентов мысль о том, что нечего делать детям в селе, пусть едут в город, там хоть будущее есть.
Часть находящихся на заработках, накопив средств, стали покупать квартиры в городе, селиться сами или устраивать там своих родственников из села, отправляясь снова на заработки. Можно сказать, что наряду с новыми русскими и молдаванами стали появляться новые горожане. В таком крупном мегаполисе, как Москва среди коренных горожан ходит распространенный комментарий: когда они сталкиваются с проявлениями провинциализма и бескультурья, кратко резюмируют: «Понаехали!». Занимаясь опросом общественного мнения по проблеме межэтнических отношений мне довелось слышать абсолютно аналогичные суждения со стороны кишиневцев и бельчан. С одной стороны, речь идет о простом замыкании внутри ценностей, свойственных отдельной этносоциальной группе, а с другой – налицо проблема нового и консервативного. Причем новое, обладая меньшей культурой, более мобильно и прекрасно понимает, что только своими руками и головой добьется успеха в непривычных условиях. Ситуация в определенных чертах напоминает схлестнувшихся героев из Шариковых и так называемых «бывших» в булгаковском «Собачьем сердце» (напомним, что описываемые М. Булгаковым события протекали также в трансформационное время).
Проблема ксенофобии в немалой степени связана с проблемой языка, выдвинутой временем. В годы независимости в Республике Молдова языковой фактор приобрел поистине знаковую роль.
Следует подчеркнуть особое влияние, которое оказали на развитие этнолингвистических процессов два последних столетия – период, за который местное население прошло путь нескольких формаций.
Проблема нетерпимости и напряженности вокруг этнонима «молдаване» и глоттонима «молдавский язык». Проблема ксенофобии в условиях современной Молдовы заключается, прежде всего, в том, что сами представители титульного этноса нуждаются в защите. Этнические ориентиры мажоритарного этноса действительно можно охарактеризовать как феномен. Пережив наряду с другими бывшими союзными республиками в начале 90-х гг. ХХ в. всплеск национально-политических вызовов, Молдова выделилась среди них тем, что, по сути, только в ней наиболее радикальная часть мажоритарного этноса отказалась от этнического имени и, по сути, провозгласила свою идентичность с мажоритарным этносом соседней Румынии. Пятнадцать прошедших лет независимости позволяют констатировать, что проблема раскола в идентичности молдавского этноса республики сохраняется [10]. Говоря о процессах, протекающих в современной Молдове, американский исследователь Д. Лейтин справедливо обращает внимание на проблему кризиса идентичности. Нельзя не согласиться с автором, но вместе с тем необходимо отметить, что это далеко не первый коллапс, который переживает мажоритарное население современной Молдовы, а равно с ним и представители национальных меньшинств, проживающие на этой территории. Кризис идентичности уже прослеживался в факте деформации национального сознания на начальном этапе создания современной молдавской нации в XIX в. под влиянием культуры и новорумынской культур (речь идет о территориях запрутской Молдовы, вошедших в состав образованной тогда усилиями сильнейших государств Европы современной Румынии).
Говоря о молдавской идентичности, следует считаться с тем, что значительные по численности массы молдавского населения проживают в нескольких государственных образованиях.
Запрутские молдаване, входившие ранее вместе с бессарабцами в состав молдавского княжества, в настоящее время находятся в составе соседней Румынии и обладают иной политической и гражданской идентичностью. Этноним «молдаванин» – «moldovean» превратился у них в регионализм с преобладанием общераспространенного сознания румынской идентичности. Последнему в немалой степени способствовала и продолжает способствовать идеологическая политика румынского государства. Молдаване, живущие в междуречье Прута и Днестра, оказались в иных условиях. После 1812 г., попав под прямое влияние России, местные жители оказались в ситуации, когда, с одной стороны, на них обрушилась волна русификации, а с другой, в силу внутренней политики Российской империи (и перенявшего эту практику СССР), сохранялись местные устои и традиции регионов (позже союзных республик).
Такая политика привела к сохранению молдавской идентичности, которая, однако, находилась на пограничье восточнороманской и восточнославянской культур. Это наложило соответствующий отпечаток на маргинализацию сознания местных жителей. События ХХ в. ускорили этот процесс.
На протяжении прошлого столетия местное население дважды, с перерывом, находилось под имперским и советским влиянием и испытало на себе воздействие политики румынской идентификации. Речь идет о межвоенном периоде и годах независимости. Это не могло не сказаться на результатах трансформации идентификационных ценностей.
В Республике Молдова, в свою очередь, можно выделить несколько исторически сложившихся регионов, где на протяжении истории сформировались региональные идентичности – это Правобережная Молдова [11] (или Пруто-Днестровские ее районы, в которых, в настоящее время de iure действуют законы Республики Молдова). Основная часть Правобережной Молдовы, ранее называвшаяся Бессарабией, в свою очередь включает в себя часть территории Буджака (который в исторических источниках еще известен как «Старая Бессарабия», «Древняя Бессарабия»). События ХХ в. разделили эту территорию между двумя союзными республиками. В годы советской власти это не ощущалось в связи с отсутствием внутренних границ и таможен, но это лишь на первый взгляд. Так или иначе, население попадало под влияние местных «правил игры». Районы городов Рени, Измаила, Аккермана на юге Молдовы и пограничные с Молдавской ССР районы Черновицкой области, тоже ранее входившие в состав Бессарабии, были включены в состав Украины. Это не могло не повлиять на формирование идентификационных ценностей у проживающего там украинского и молдавского населения.
Наконец, еще одна компактно проживающая общность молдаван присутствует в Левобережье Днестра. По мнению молдавского историка В. Н. Стати, этому способствовала не только переселенческая политика: это «даже было ускорено включением населения этих краев в сферу интересов молдавской церкви» [12]. Историк констатирует следующую тенденцию: численность молдаван, селившихся в левобережных районах в XIX в., растет, а их доля в этническом составе сокращается в сравнении с численностью представителей других национальностей, которые селятся здесь в этот период: украинцев, русских, евреев, немцев и др. [13] Молдавское население левобережных районов исторически имеет наиболее тесные контакты с восточнославянским населением, компактно проживающим в городах Левобережья – Тирасполе, Рыбнице. О чувствах региональной идентичности населения Приднестровья показательно свидетельствуют результаты исследований американских, российских и приднестровских ученых [14].
Учитывая резкие смены эпох, можно сказать, что местное население оказалось не только в условиях активно действующей этноконтактной зоны и пограничья культурных традиций, но и под сильным прессингом маргинального фактора, проявлявшегося наиболее ощутимо и наглядно во времена перемен.
Говоря о молдаванах, следует учитывать, что речь идет о самом многочисленном в Республике Молдова этносе, а в силу этого можно утверждать, что их этнические проблемы становятся общими для всего населения. Отсюда вытекает еще один прослеживаемый в последнее десятилетие вывод: национальные меньшинства, организации которых наиболее активны в городах, более целенаправленно заинтересованы в сохранении молдавской идентичности мажоритарного этноса, нежели сами молдаване с разрозненной и полярно ориентированной элитой (при этом нельзя однозначно утверждать, что сами национальные меньшинства представляют собой единую массу населения с общими интересами) [15]. Это ли не повод задуматься о целом клубке благоприятных для неприятия проблемах.
Общее прошлое в период формирования современных наций, которое объединяет на одной территории молдаван и не молдаван, свидетельствует об их едином статусе во внешнем восприятии. И те и другие должны были играть по одним правилам, диктуемым в разное время Турцией, потом Россией, затем непродолжительное время Румынией, потом снова Россией, но уже в лице СССР. По сути, ни у молдаван, ни у национальных меньшинств края не выработалось чувства независимости и государственной самостоятельности. Ведь даже за последние два с лишним века наши территории находились либо в фанариотской зависимости, либо входили в состав России и Румынии. Таким образом, позволим себе такую метафору. Молдавская независимость за последние более чем двести лет по возрасту походит на 16-летнего подростка. А люди и в этот период жизни весьма подвержены внешнему влиянию.
Феноменальные трансформации, происходящие в среде мажоритарного этноса, привели к тому, что современные исследователи пришли в определенное замешательство. Одним из фундаментальных вопросов стала проблема этнической и гражданской идентификации молдаван по обе стороны Днестра. «Все смешалось, – пишет московский исследователь М. Н. Губогло, – где „центр” молдавского народа, где его диаспора? На правом или левом берегу Днестра? Увы, несмотря на парадоксальность, эти вопросы обрели далеко не шуточное значение» [16]. Молдавский этнолог В. С. Зеленчук в своем последнем выступлении на международной конференции, посвященной 100-летию Российского этнографического музея, в 2002 г., высказал следующую мысль: «Будут ли молдаване самостоятельным этносом, или же они составят часть румынской нации – покажет будущее» [17].
Проблема борьбы с ксенофобией в немалой степени должна быть сопряжена с современной системой образования, которая призвана быть ориентированной на борьбу с ней. В настоящее время в Республике функционирует система образования на двух языках – молдавском (который в системе образования практически повсеместно уже называют румынским) и русском. В ряде учебных заведений некоторые предметы читаются на языках нацменьшинств, в некоторых в виде отдельного предмета читается родной язык национального меньшинства.
Здесь следует сделать важную, на мой взгляд, оговорку, понятно, что полиэтническое сообщество, коим является Молдова, требует знания о других народах, но ведь речь идет о городской культуре, где в высотных домах люди не знают даже соседей по подъезду и обычно не здороваются с ними. У каждого индивидуума или этносоциальной группы свой (понятие следует понимать как усредненное) индивидуальный мир, как определенная замкнутая система, в которую либо допускаются лица, признающие этнокультурные ценности (шире «правила игры»), либо не принимается никто. Город представляет собой средоточие многочисленных этнических групп, представители которых находятся в различных средах общения, системе ценностей, в том числе игнорировании того, что не знают или не желают воспринимать. С сожалением следует констатировать, что система образования, в которой многое делается для гармонизации межэтнических отношений, еще немало предстоит осуществить.
В полиэтническом сообществе большое значение призвано играть взвешенное, грамотное образование и патриотическое воспитание, в обязательные требования которых должны включаться такие ценности, как отношения добрососедства (последнее время чаще используется более распространенное, но, на мой взгляд, и более размытое понятие – толерантность), необходимость знания культуры проживающих по соседству народов, а по возможности и языка, уважительного отношения к потребностям других, список можно продолжать, но смысл, думается, понятен – полиэтническое общество требует знания своих проблем и понимания других. С сожалением следует констатировать, что над этой проблемой в Молдове предстоит еще немало трудиться. Несколько примеров. Последние годы в школах республики читается предмет «История, культура и традиции», соответственно, русских, украинцев, болгар и др. Детям дают знания об этносах, к представителям которых они относятся. Это и необходимо, но, так или иначе, ведет к замыканию на собственной культуре. В учебной программе полиэтнического государства давно назрела потребность в курсе под общим названием – «народоведение». Тем более, что опыт создания подобных курсов имеется в ряде стран СНГ.
Еще один пример. В процессе этносоциологического опроса учащейся молодежи вместе с коллегами этнопсихологами мы проводили тренинг с учащимися из разноязычных лицеев. В процессе работы коллеги попросили детей нарисовать на постере, какой они видят свою страну – Молдову. Спустя некоторое время после получения задания, учащиеся одной из молдавских школ спросили: «А гостей тоже рисовать?» В результате выяснилось, что под гостями понимаются все не румыны, живущие в Молдове: русские, болгары, гагаузы, евреи и др.
И, наконец, последний пример. Заботясь об адаптации детей к новым условиям, многие родители из русскоязычных семей отдают детей в детские сады и школы с молдавским языком образования. После такой «адаптации» многие дети придя, домой заявляют маме или папе «что с тобой говорить, ты же русофон/ка!». Таких примеров, к сожалению немало.
И конечно, если говорить о воспитании и образовании, естественно, необходимо во главу угла ставить политкорректность.
Огромное влияние на формирование ценностного отношения к окружающему в настоящее время имеют СМИ. Наибольшее распространение приобретает периодическая печать, представляющая собой мощное идеологическое оружие. Особую силу она приобретает в настоящее время, когда практически все население владеет грамотой. И даже при снижении уровня жизни газета, тем не менее, несмотря на достаточно высокую стоимость, продолжает оставаться самым доступным и мобильным источником информации. Потому она является мощным рычагом, способным влиять, в том числе, на мобилизацию этнических процессов и ценностей. Прецедентов с использованием прессы для проявления крайних взглядов, к сожалению, немало. В качестве примера достаточно привести серию статей «Rusoaicele», опубликованных известным молдавским журналистом Н. Дабижа [18]. А ведь своеобразный взгляд из столичного города наверняка нашел своих сторонников и не только в городской среде, ведь газета «Literatura şi Arta» достаточно популярна в республике, особенно в слоях молдавской интеллигенции, по большей части сосредоточенной в городах.
Говоря о периодическом печатном слове, хотел бы отметить, на мой взгляд, важное значение смеховой культуры, транслируемой на страницах некоторых, в том числе серьезных изданий. Речь идет об анекдотах на этническую тему. Мы сталкиваемся с малоисследованной и потому вызывающей интерес темой «мифологизации этнического сознания» с помощью анекдота. Так, представители «малого» народа, усвоив язык «большого» народа, а соответственно, имея возможность слышать мнение о себе, выраженное в анекдотах со стороны этого «большого» народа, рискуют не только негативно воспринимать такую информацию (обижаться, возмущаться, противостоять, замыкаться в себе), но и наоборот, в силу того, что об этом говорят «другие» (по национальности и месту жительства) и одновременно как бы «свои» (ведь язык понятен, государство одно, например, Российская империя, ранее СССР) могут уверовать в определенную установку, которая приписывается их этническому характеру (жадность, глупость, хитрость и т. п.). Эти анекдоты оказывают очень мощное воздействие на формирование устойчивых этнических стереотипов. Особенно возросло их влияние в ХХ – нач. XXI вв., с распространением современных информационных систем. Понятно, что как проявление традиционной смеховой культуры этнический анекдот не запретишь, собственно, никто и не собирается этого делать. Другое дело – печатное слово, ведь не секрет, что газету часто начинают читать с последней «интересной страницы», и, как правило, именно там помещаются анекдоты подобного рода. Не случайно в ряде стран мира публикация подобных, пусть и народных, смешных историй, затрагивающая этнические чувства и ценности, регламентируется.
В заключение хотелось бы познакомить уважаемых коллег с результатами этносоциологических опросов, проведенных автором в разноэтнических средах в Республике Молдова, (прежде всего среди украинцев, как второго по численности после молдаван этносоциальной группы), свидетельствующих о состоянии этнической и гражданской идентичностей, развитии чувства контактности и толерантности, а также представляющих оценки лингвистических предпочтений и уровня комфортности социально-культурного положения.
Оптимизм внушают достаточно высокие показатели чувства добрососедства, полученные в результате этносоциологического опроса, осуществленного среди украинцев республики (репрезентативная выборка – 650 чел. по этнической принадлежности, полу и занятиям), в Левобережье Днестра проводился пилотный опрос. Пилотный опрос также был осуществлен среди студентов этнических меньшинств, обучающихся в местах компактного проживания украинцев (Бельцкий у-т), болгар (Тараклийский педколледж), гагаузов (Комратский у-т), студентов Приднестровья (смешанный состав). Выборка по каждому вузу – 50 чел.
Одним из объяснений толерантного отношения к представителям других национальностей у жителей Молдовы в целом может выступать во многом одинаковая историческая судьба. На протяжении длительной истории местное население было вынуждено выживать, подстраиваться под окружающую внешнюю политику более могучих держав.
В немалой степени укреплению дружбы этносоциальных групп, представленных в Молдове, послужили и годы Советской власти. Воспитание новой общности – «советского народа» – за многие годы проведения советской политики не могли не дать своих плодов. Кстати, ностальгия по советскому прошлому, прежде всего, по стабильности, особенно четко прослеживается в среде украинцев Молдовы, в первую очередь в местах их компактного проживания в условиях преобладания иноэтнического окружения (например, украинские населенные пункты в окружении гагаузского населения – с. Ферапонтьевка, Комратский р-н; в среде болгар – с. Мусаит, Тараклийский р-н). В определенной степени это чувство ностальгии по советскому прошлому может быть объяснено консервацией сознания в условиях иноэтнического окружения, а также естественным стремлением людей к лучшей жизни и социальной защищенности [19].
Явственно прозвучало на обоих берегах Днестра беспокойство респондентов-украинцев об этническом мире в стране (табл. 6, 7, 8), одновременно они высказали мнение о возможности конфликта в Молдове на этнической основе (табл. 9, 10). Это достаточно тревожный показатель, свидетельствующий о том, что спокойствие и равновесие после катаклизмов начала 90-х в сердцах людей еще не воцарилось.
Для сравнения считаем важным представить данные, собранные российскими и американскими исследователями в правобережных и левобережных районах несколько ранее – в 1998 г. [20]:
Таблица 3
Варианты ответа | Республика Молдова | Приднестровье | ||||
молдаване | русск. | украин. | молдаване | русск. | украин. | |
Очень беспокоит | 38,8 | 38,2 | 51,2 | 41,9 | 37,7 | 38,8 |
Скорее беспокоит | 30,7 | 40,8 | 32,9 | 28,2 | 23,7 | 27,6 |
Скорее не беспокоит | 16,3 | 10,5 | 8,5 | 7,7 | 15,8 | 14,3 |
Совсем не беспокоит | 9,0 | 5,3 | 2,4 | 16,2 | 19,3 | 12,2 |
Затрудняюсь ответить | 5,1 | 5,3 | 4,9 | 6,0 | 3,5 | 7,1 |
Как видно из табл. 3, жители обоих берегах Днестра проявляют серьезную озабоченность проблемой межэтнических отношений в правобережных районах. Причем, в правобережных районах республики чувство тревоги больше всего проявляют украинцы, а наиболее спокойно чувствуют себя молдаване. В Приднестровье спокойнее всех чувствуют себя русские, за ними следуют украинцы [21].
Интересно взглянуть на авто- и гетеростереотипы, сложившиеся в среде украинского населения Молдовы, для чего респондентам было предложено дать краткую характеристику своему и другим народам, в окружении которых они проживают в Молдове. Подобного рода исследования представляют собой, помимо чисто научного интереса, прямой выход на практику, что приобретает особое значение в условиях полиэтнического сообщества.
Прежде чем перейти к освещению данного вопроса, необходимо подчеркнуть, что респонденты не всегда бывают откровенны, на это есть ряд причин, которые необходимо учитывать при опросе, в каждом конкретном случае [22].
Как видно из результатов общего опроса (табл. 11), молдаване получили у украинцев положительную оценку, и в качестве первого положительного признака представлено понятие «трудолюбивые» – 34,30%. Позитивные характеристики даны практически всем представителям этносоциальных групп, проживающих в Республике Молдова, за исключением румын и цыган.
Причем констатации подобного рода восприятия встречаются и у других исследователей, занимающихся изучением проблем межэтнической коммуникации и этническими стереотипами. Так, И. И. Кауненко, занимающаяся проблемами этнопсихологической идентичности, в одной из своих обобщающих публикаций, посвященной изучению психологических особенностей этнической идентичности подростков в Республике Молдова, подчеркивает, что результаты ее исследований свидетельствуют о том, что наиболее отвергаемой группой являются цыгане. Они, по словам исследователя, практически у всех групп занимают последние места, как на декларируемом, так и на реальном уровне [23]. Что касается других результатов, например, характеризующих восприятие румын (в частности, украинцами), противоречивые показатели ответов, вероятно, связаны с тем, что исследовательница объединила в вопроснике молдаван и румын в одну графу [24].
Отношение к евреям можно охарактеризовать как уважительно-дистанцированное (табл. 11, 12). В ходе проведения опроса населения, в том числе и студентов, достаточно часто приходилось слышать довольно противоречивые характеристики. С одной стороны – «умные» и «хитрые», с другой – «жадные» и «приспособленцы». Цыгане оцениваются еще более негативно. При этом единственной положительной характеристикой, которой студенты наделили цыган, является свободолюбие.
Как и в исследовании И. И. Кауненко (как уже говорилось, работавшей с возрастной группой подростков), при опросе взрослого населения мы получили практически идентичную картину, показывающую устойчивые тенденции, распространенные в среде украинцев, свидетельствующие о сложившемся между молдавским и украинским населением чувстве толерантности и симпатии, корни которых уходят в многовековое общежитие.
Что касается авто- и гетеростереотипов, представляющих мнение учащихся вузов, следует отметить, что в силу возрастных особенностей их характеристики национальностей отличаются максималистским подходом, что объясняется, с одной стороны, возрастными особенностями, а с другой – временем, воспитывающим обостренное чувство конкурентности, в том числе и по национальному признаку (см. табл. 12). Вместе с тем информация о гетеростереотипах, полученная в ходе пилотного опроса студентов болгар и гагаузов, свидетельствует об устойчивом положительном восприятии образа украинца в студенческой среде, что, впрочем, подтверждается результатами опроса трудоспособного населения болгарской национальности, проведенного в Тараклийском уезде.
Внушает оптимизм общая тенденция: отношение молодежи к представителям иноэтничного окружения является, в целом, положительным.
Относительно автостереотипов, распространенных в среде украинского населения, надо отметить, что они являются стабильно положительными, что является косвенным свидетельством и об устойчивой этнической идентичности подавляющего количества участников опроса (см. табл. 11, 12).
Для дополнительного изучения значимости этничности как составляющей самосознания личности к студентам филологических факультетов Бельцкого и Приднестровского университетов был применен тест Куна и Макпартленда [25]. Опросом было охвачено по 50 студентов из каждого учебного заведения.
Смысл теста заключается в том, что респондента просят пять раз ответить на вопрос: «Кто я?». Полученные в ходе исследования российских этносоциологов данные по проекту «Национальное самосознание, национализм и регулирование конфликтов в Российской Федерации», собранные в Татарстане, Саха (Якутии), Туве и Северной Осетии в 1994 и 1995 гг., свидетельствуют о том, что свою этническую принадлежность назвали всего 12-13% участников массового опроса [26].
Сведения, полученные в ходе проведенного среди студентов Молдовы опроса «по тесту Куна» говорят о том, что действительно незначительная часть студентов указала принадлежность к определенной национальности в качестве значимого для себя самоидентификационного маркера. Вместе с тем, результаты теста позволяют видеть, что в студенческой среде, представленной молодежью, сформировавшейся на двух берегах Днестра, в числе самоидентификационных маркеров встречаются характеристики себя как граждан/жителей Республики Молдовы или Приднестровья.
Таблица 4
Студенты Бельцкого госуниверситета
Кто я? | Кто я? | Кто я? | Кто я? | Кто я? | |||||
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | |||||
человек | 34,00% | личность | 18,00% | студент/ка | 10,00% | студент/ка | 10,00% | студент/ка | 16,00% |
личность | 12,00% | студент/ка | 16,00% | гражданин | 8,00% | дочь/сын | 8,00% | дочь/сын | 12,00% |
девушка | 8,00% | индивидуальность | 6,00% | брат/ сестра | 6,00% | украинец/ка | 8,00% | Украинец/ка | 8,00% |
студент/ка | 8,00% | девушка | 4,00% | собственник/ца | 6,00% | гражданин/ка | 6,00% | будущее и настоящее государства | 2,00% |
дочь | 4,00% | дитя/сын своих родителей | 4,00% | красивая | 6,00% | личность | 6,00% | в будущем известная личность | 2,00% |
Таблица 5
Студенты Приднестровского госуниверситета
Кто я? | Кто я? | Кто я? | Кто я? | Кто я? | |||||
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | |||||
человек | 46,00% | личность | 20,00% | студент/ка | 32,00% | дочь/сын | 16,00% | студент/ка | 10,00% |
личность | 20,00% | девушка | 14,00% | девушка | 6,00% | индивид /индивидум | 8,00% | дочь/сын | 8,00% |
студент/ка | 10,00% | дочь/сын | 6,00% | дочь/сын | 6,00% | друг | 6,00% | будущая мать | 4,00% |
девушка | 6,00% | гражданин/ка | 4,00% | индивид | 6,00% | личность | 6,00% | будущее/надежда своих родителей | 4,00% |
сын/ дочь | 4,00% | гражданин ПМР | 4,00% | будущий/ая историк/учительница истории | 4,00% | будущее гос-ва/республики | 4,00% | девушка | 4,00% |
Представленные результаты свидетельствуют о том, что лишь 8% студентов украинской национальности, из 100% изучающих украинский язык и литературу (как уже отмечалось, в опросе приняли участие по 50 чел. из каждого учебного заведения, в Бельцком университете на данной специальности всего обучается такое количество студентов) в качестве значимого идентификатора выдвинули свою этническую принадлежность, и то не в числе первых. Что касается студентов-приднестровцев, то у них на втором месте, правда у достаточно ограниченного количества (4%) значится гражданская принадлежность.
Обращает на себя внимание отношение в среде опрошенных украинцев и студентов к зависимости от общественного мнения: (табл. 13, 14). Результаты опроса свидетельствуют, что у украинцев (опрос проводился в основном сельской местности, за исключением г. Бессарабка [27]) установка на значение общественного мнения присутствует четко: очень значимо – 12,88%, значимо – 35,27% (вместе – 48, 15%). У студентов (несмотря на то, что вузы активно обслуживают сельское население, особенно Комратский и Тараклийский университеты), ответы «очень значимо» и «значимо» выбрали 13,07% и 28,76%. Ответы: «мало значимо» и «я его не ощущаю» дали соответственно 32,68% и 13,73% (вместе – 46,41%).
Данные цифры требуют определенных комментариев. Полученные результаты свидетельствуют о том, что в сельской местности ориентир на общественное мнение («а что люди скажут») гораздо выше, чем в студенческой среде. Конечно, пренебрежение к общественному мнению у студенческой молодежи можно объяснить особенностями возрастной сихологии. Однако не только это оказывает влияние на такое отношение к окружающим. Студенческая молодежь, в том числе и вчерашние сельские жители, объединена в одну общую социальную группу учащихся – городских жителей. Город начинает определять правила поведения. Нахождение в среде большого количества людей ведет к самозамыканию. В качестве примера можно привести поведение людей в большом кафетерии или в пиццерии. Там, при большом стечении людей, у посетителей формируется стремление к обособленности (сесть за отдельный столик, видеть всех членов компании, пусть она не велика), а все окружающее многоголосое, веселящееся сообщество становится просто фоном, и человек раскрепощается. Город можно сравнить с нескончаемым карнавалом, где каждый, надев индивидуальную, социальную, этническую и многие другие маски, находит в нем определенную «нишу», в которую пускает только тех, кого считает нужным. Когда я проводил опрос населения в Приднестровье, группа русскоязычных студентов задала мне следующий вопрос: «Послушайте, а как в Кишиневе живут люди, не знающие румынского языка?». Вопрос закономерный, ведь на разных берегах Днестра выросло целое поколение людей, которые воспитаны в разных идеологических средах, на разных лингвистических ценностях. Эти вопросы требуют отдельного, детального изучения. Конечно, для того, чтобы дать подробный ответ на этот вопрос, необходимо подготовить еще одно выступление, мой ответ вылился в целую лекцию, которую, я не буду повторять в этой аудитории. Одновременно данный вопрос некоторым образом выводит нас на обсуждаемую в докладе проблему.
Человек города, особенно большого, в той или иной степени замкнут в определенных пространственных измерениях. Рассмотрим некоторые из них. Языковое пространство. У одних оно формируется с рождения в городе, у других – по прибытии в него. Начиная с семьи, человек оказывается под определенным языковым воздействием, затем он попадает в детский сад, школу, вуз, где происходит процесс социализации личности и где язык играет одну из основных ролей в плане культурного становления. Как уже отмечалось, в настоящее время в республике, естественно, и в городах, образовательный процесс осуществляется в основном на молдавском и русском языках. В сообществе Молдовы исторически сложились две большие языковые группы – молдоязычные (их еще часто называют румыноязычными) и русскоязычными. Сформировавшаяся языковая личность попадает в трудовой коллектив, в котором превалирует либо молдоязычная, среда, либо русскоязычная. Чаще всего встречаются смешанные в языковом плане коллективы. Если личность владеет и молдавским и русским языками в равной степени, это, конечно, уничтожает языковой барьер. Согласно переписи населения билингвов в городах ______ чел., причем бóльшая их часть – молдоязычные горожане. Для 6,8% молдаван города русский язык является родным; 13,1% составляют те, кто на нем обычно разговаривают, 62% свободно владеют русским как вторым языком. Соответственно, для русских горожан, владеющих молдавским языком, вышеозначенные показатели следующие: 1,2% – те, для которых молдавский родной, 2,5% – те, кто на нем обычно разговаривают, 19,6% свободно владеют молдавским языком как вторым языком. Для русских горожан, владеющих румынским языком, выявлены следующие показатели: для 0,7% румынский язык является родным, 1,3% те, кто на нем обычно разговаривают, 8,7% свободно владеют румынским как вторым языком Для наиболее многочисленных национальных меньшинств: украинцев, болгар, гагаузов, проживающих в городах Молдовы (без левобережных районов) соотношение молдавского и русского языков по трем вышеуказанным показателям таково:
национальность | молдавский | румынский | русский | ||||||
родной | на котором обычно разговаривают | второй, которым свободно владеют | родной | на котором обычно разговаривают | второй, которым свободно владеют | родной | на котором обычно разговаривают | второй, которым свободно владеют | |
украинцы | 2,8% | 4,6% | 24% | 1,2% | 2% | 7,4% | 52% | 80,2% | 13,6% |
гагаузы | 0,9% | 1,5% | 10,7% | 0,4% | 0,7% | 2,4% | 12,6% | 57,2% | 37,3% |
болгары | 3,1% | 5,4% | 17% | 1,8% | 2,6% | 6,8% | 25,1% | 54,5% | 40,2% |
Те, кто владеет лишь одним языком или несколькими (русский плюс языки национальных меньшинств), конечно, не пропадают в городе, но их функциональный рост в ряде организаций (прежде всего государственных, расположенных в городе) регламентирован.
Итак, в процессе социализации в городе личность находит себя в языковом, культурном, конфессиональном, социальном, профессиональном и других пространствах. Он живет в определенном районе, ходит или ездит на работу (обычно одной и той же дорогой), покупает продукты в ближайшем от дома или работы магазине, посещает библиотеку, кино или театр (в случае потребности), причем потребляет продукцию на том языке, который предпочитает. Таким образом, жизнь человека в городе (прежде всего, речь идет о большом городе) зачастую сводится к довольно усредненному кругу общения, интересов. Зачастую индивидуум достаточно длительное время не покидает пределы одного района, а порой находит все необходимое, в том числе и работу, на нескольких улицах. В результате житель крупного города практически замыкается в отдельном микрорайоне, который, в свою очередь, делится на отдельные, как говорят в Молдове «магалы» (к примеру, Пушкинская горка в Кишиневе). В Одессе такие ограниченные городские территории называют еще поселками (живу на поселке в конце Красноармейской). Здесь будет показательным городской анекдот, услышанный автором в молодежной среде. «Идет парень по городу. И (вспомним социальную рекламу, транслировавшуюся по ОРТ несколько лет назад, когда ее герои – юноши и девушки подчеркивали любовь к родному городу. За кадром всегда звучала фраза «Да, это мой город!». Видно, отсюда и анекдот). Так вот идет парень по городу, любуется городским пейзажем и говорит:
- Да, это мой город!
Тут из-за подворотни толпа хулиганов. Побили его, ограбили и убежали. Парень, отряхиваясь, бубнит под нос:
- Да, город мой, район не мой!»
Этим я хотел еще раз подчеркнуть проблему замкнутости личности в городском пространстве, ее зависимость от устоявшихся порядков. Город мобильнее села, одновременно для каждого человека он тоже может быть консервативен. В городе можно закрыться и законсервироваться, причем чем больше город, тем легче это сделать. Именно это, в определенной степени, и делают представители русскоязычного населения, прежде всего старшего поколения. В этом таится их обеспокоенность за свои, в том числе и этнокультурные, ценности. В связи с этим любопытно звучат утверждения ряда местных аналитиков, которые «гуманно» предлагают создать приемлемые условия для русскоязычных, которые должны дожить свой век на молдавской земле, а лет через пятьдесят (при соответствующей политике) ценности русскоязычия исчезнут, а вместе с тем исчезнет и сама проблема. Тут я позволю себе не делать ссылку на тех, кто так глаголет, ибо это является элементарной рекламой как самой идеи, так и идеологов, что явно не способствует решению проблемы, поднимаемой на нашей конференции – борьбе с ксенофобией в городах.
В качестве отдельной проблемы городов современной Молдовы следует назвать конфессиональную. Со времени Стефана Великого молдавские земли принято считать сплошь православными. При этом часто забывается, что именно земли Бессарабии, на протяжении продолжительного времени (по сути, с момента раскола) были землей, приютившей различные религиозные направления. Длительный официальный период господства официального атеизма не оказал особого влияния на народную религиозность. Причем народ, по сути, законсервировал это самое чувство веры. Во время испытаний трансформацией эта вера оказала огромное влияние, способствуя элементарному выживанию народа.
К сосуществованию православного населения и сектантов различных направлений, современность привнесла политический раскол метрополий на московскую и бессарабскую, появились ранее практически не известные сторонники буддизма, конфуцианства, открытие границ привнесло мусульманскую струю в поликонфессиональную палитру Молдовы. Об этом свидетельствуют и результаты последней переписи населения (см. табл. 13). Жизнь в условиях поликонфессиональности требует очень взвешенного подхода и учета сложившейся ситуации. Конечно, заявление, которое сделал один из молдавских политиков, в прошлом президент государства: «Строительство мечети, только этого нам не хватало!» не может служить примером терпимости.
Естественно, данное выступление, ограниченное регламентом и объемом, позволяет затронуть лишь «вершину айсберга» – обширной проблемы. Причем приведенная информация недвусмысленно демонстрирует взаимообусловленность языковой, этнокультурной, гражданской и конфессиональной ценностей, сталкивающихся в кипящих городских буднях сегодняшнего города.
Общество и сам человек становятся в определенной степени заложниками сложившейся ситуации. И на каждом этапе своего развития как социум, так и отдельная личность испытывают вызовы времени. Не стоит на месте и город – как живой организм, как одухотворенная материальная субстанция. Каждый город обладает целым набором порой совершенно незначительных характерных черт, которые в общем можно объединить понятием «дух города». Городскому духу и среде также свойственно меняться. Приходят новые поколения и то, что было значимо для горожан одного времени, уже совершенно забыто новыми поколениями. У каждого времени свой город, со своим колоритом, базаром, памятниками, местами проведения досуга, в конце концов, со своим городским (районным) сумасшедшим. И не важно, идет ли речь о Москве, Варшаве, Кишиневе или Бельцах. Ведь попав в какой-либо из городов, один человек с первого взгляда и вдоха «свежего углекислого газа» влюбляется в него, а другой совершенно спокойно созерцает широкие проспекты или узкие улочки и спешит скорее покинуть это место, возможно для того, чтобы вернуться домой, в свой город. Да и у каждого поколения свой город, который принадлежит ему, этому поколению. Но одновременно существует связь между поколениями, передающими самое ценное друг другу, и тогда «дух города» продолжает жить, несмотря на изменения и лютовеи времени. Академик Н. В. Тишков в одной из своих работ, «Реквием по этносу», выдвинул мысль, с которой следует согласиться: «понимание культурного многообразия способствует лучшей коммуникации между людьми, занимающими единое социальное пространство» [28]. Так вот, с сожалением следует признать, что в молдавских городах в период трансформации так и не сложилось единое социальное пространство горожан. Жить в городе и быть горожанином – это разные понятия. Мощные миграционные потоки, вымывающие городскую среду, не способствуют и борьбе с ксенофобией.
В Стране Советов говорили: «у нас секса нет», но тем не менее в стране рождались дети, складывались брачные союзы, распадались семьи. Говорить, что в нашем обществе нет проявлений нетерпимости, – означает обманывать самих себя. В полиэтническом сообществе Молдовы нетерпимость присутствует, равно как и длительный опыт общежития народов разных национальностей. К счастью, многовековая мудрость полиэтнического народа накопила бесценную ценность добрососедства, которая намного превосходит отдельные проявления крайнего неприятия друг друга.
В настоящее время в заключение принято выдвигать конкретные предложения по обсуждаемой проблеме.
Говоря тезисно, хотел бы отметить следующие, на мой взгляд, важные моменты:
- весьма своевременным является международный опыт по борьбе с ксенофобией, этнополитическим экстремизмом. В немалой степени этому должна способствовать инициатива по выработке механизмов создания и организации деятельности Коалиции «Города Молдовы за гражданскую солидарность, межнациональное согласие и устойчивое развитие»;
- конечно, этот тезис следует понимать как стремление к идеальному, но тем не менее – улучшение уровня жизни снимет целый ряд обсуждаемых проблем (правда, это не дает оснований утверждать, что новые условия не породят новых проблем);
- неусыпного контроля и внимания со стороны городских властей и государства требует решение языкового вопроса, что в немалой степени будет способствовать восстановлению целостности республики и оптимизации городской среды;
- четкая и сбалансированная политика государства, направленная на укрепление молдавской идентичности, в немалой степени защитит от попыток проявлений ксенофобии по отношению к титульному этносу;
- постоянного контроля требует система образовательного и воспитательного направлений как со стороны соответствующих органов системы образования, так и со стороны формирующегося гражданского сообщества;
- взвешенно и абсолютно однозначно ориентированно против ксенофобии должны выступать молдавские СМИ. Давно назрела потребность в государственных изданиях на языках меньшинств, равно как на русском и молдавском языках, знакомящих с жизнью этнических групп на территории Молдовы.
- Республика Молдова представляет собой еще и поликонфессиональную среду. Без учета сбалансированной конфессиональной политики трудно представить городскую среду, лишенную проблем нетерпимости;
- серьезного внимания требуют органы исполнительной власти, занимающиеся проблемами национальных меньшинств и национальных отношений. Всего несколько примеров, чтобы не быть голословным. В Министерстве образования закрыто Управление образования на языках национальных меньшинств, в системе Академии наук Молдовы закрыт Институт межэтнических исследований, трансформированный в Центр этнологии Института культурного наследия (он, по сути, теряет свою былую направленность, вынужденный приводить свою деятельность в соответствие с новым названием. Укрепления позиций, в качестве правительственного органа давно требует Бюро межэтнич6еских отношений. Во время очередной реформы государственных учреждений из его названия даже выпало слово «республиканское».
Думается, в немалой степени решению этой злободневной проблемы будут способствовать и научные изыскания. Полагаю также, что подобные конференции очень полезны, в связи с тем, что позволяют как теоретикам, так и практикам обменяться мнениями,.
ПРИМЕЧАНИЯ [1] Абакумова-Забунова Н. В. Русское население городов Бессарабии XIX в. Кишинев, 2006. С. 24, со ссылкой на Жуков В. И. Города Бессарабии (1812-1861). Кишинев, 1964. С. 64. [2] Репида Л. Е. Интеграционные процессы. Кишинев, 2000. С. 151, со ссылкой на Кустрябова С. Ф. Города Бессарабии (1918-1940). Кишинев, 1986. С. 45-46.
[3] Moldova în cifre 2006, Молдова в цифрах. Статистический справочник
[4] Recensămîntul populaţiei = Перепись населения = Population census, 2004: Culeg. Statistică: [în 4 volume] / Biroul Naţ. De Statistică al Republicii
[5] Репида Л. Е. Население Молдовы в интеграционных процессах (40– 50-е гг. ХХ в.). Кишинев. С. 152.
[6] Там же С. 163-164.
[7] Это конкретный пример приспособления части интеллигенции малого этноса под более «выгодные ценности».
[8] Бессарабия Российского периода была известна в качестве вольницы. Здесь отсутствовало крепостное право, жителям края были дарованы многочисленные льготы. Изменился статус местной знати. Пустующие земли Новороссии, в которую входила Бессарабия, притягивали к себе не только лиц, официально переселяемых на новые территории, но и наиболее пассионарных личностей, беглых от крепостничества и панщины из центральных регионов Украины и России. Полиэтничность края и полилингвизм, исторически сложившиеся в нем, отличали данную территорию от ряда других окраинных земель империи. Эти и другие факторы способствовали осознанию жителями края себя единой общностью – бессарабцами (региональная идентификация). В Бессарабии XIX – первой половины ХХ в., а позже и в Советской Молдавии со стороны государства не уделялось внимание региональным языкам. Их никто не запрещал и никто не поощрял. Они сохранились в силу естественной защитной реакции этнических групп в составе иноэтничного окружения с одной стороны и в связи с аналогичной реакцией по отношению к государственному – русскому языку.
[9] Подробнее анализ этнолингвистических ценностей представителей разных национальностей см. в публикации Степанова В. П. Национальная идентичность и языковые предпочтения в межэтническом диалоге: по материалам этносоциологического опроса в Республике Молдова / Minoritările Naţionale şi Relaţii Interetnice – tradiţia europeană şi experienţa noilor democraţii pentru Moldova. Iaşi. Vol. II. 2002. P. 170-183.
[10] На эту проблему неоднократно обращалось внимание в разные годы независимости. См., например, Шорников П. М. Покушение на статус. Кишинев, 1997. С. 6-21, Грек И. Ф. Национальные отношения в Республике Молдова на современном этапе и пути их оптимизации / Национальные отношения в Республике Молдова на современном этапе и пути их оптимизации (материалы круглого стола). Кишинев, 1999. С. 14-15 и др.; Степанов В. П. Механизмы регулирования проблем национальных меньшинств в полиэтническом обществе / Cоnvenţia-cadru pentru protecţia minorităţilor naţionale: mecanismul de implementarе. Materialele seminarului internaţional. Chişinău. Comrat. Bălţi, 9-11 noiembrie 1999. Chişinău, 2000. С. 132-140; он же. Молдова многонациональная / Мысль № 1 (27) январь. Кишинев, 2005. С. 66-70.
[11] В определенной степени сложилась парадоксальная ситуация: в истории известны как бы две «Правобережные Молдовы», одна исторически с 1812 г. входит в состав Валашского государства (ныне территория Румынии).
[12] Стати В. Н. История Молдовы. Кишинев, 2003. С. 229.
[13] Там же. С. 231.
[14] Бабилунга В., Бомешко Б. Приднестровский конфликт. Исторические, демографические, политические аспекты. 1998. С. 35-37 и др.; Губогло М. Н. Тяжкое время конкурирующих идентичностей. Опыт Приднестровья / Ежегодный исторический альманах Приднестровья № 4, 2000. С. 13-35; он же. Идентификация идентичности. М., 2003; см. также Ştefan Troebst „Noi suntem Transnistrieni!” Istoria politicii în „PMR”.
[15] Подробнее с предварительными данными этносоциологического исследования можно познакомиться в докладе автора «Динамика гражданской и этнической идентичности в современной Молдове», прозвучавшем на международной конференции «Национальные образы мира: единство – разнообразие – справедливость», проходившая в 22-23. Х. 03. в Кишиневе. Кишинев, 2003. С. 254-269.
[16] Губогло М. Н. Тяжкое бремя конкурирующих идентичностей. Опыт Приднестровья / Ежегодный исторический альманах Приднестровья № 4. Тирасполь, 2000. С. 14.
[17] Зеленчук В. С. Проблемы внутренней структуры этноса (румыны – молдаване) / Музей. Традиции. Этничность. СПб–Кишинев, 2002. С. 183.
[18] См. например Dabija N. Rusoaicele 2. Literatura şi Arta, 1 aprilie, 2004.
[19] Во время социологического опроса украинцев с. Ферапонтьевка Комратского р-на в 2005 г. автор побывал с садоводческой бригадой на обрезке персикового сада. Познакомившись с вопросником, во время перерыва сельхозрабочие стали наперебой рассказывать о трудной жизни, подчеркнув, что никакие национальные вопросы их не интересуют, – была бы семья сыта. Рано увядшая женщина около пятидесяти пяти лет с горечью констатировала: «При Советской власти разве мы в таком возрасте ходили бы на обрезку, это дело молодых. А сегодня, что делать? Я год хожу в рваных тапочках, все деньги уходят на еду для детей. Эх, вернули бы Советскую власть!..».
[20] Губогло М. Н. Межнациональная напряженность в реальности и в представлениях граждан / Этническая мобилизация и межэтническая интеграция. М., 1999. С. 174.
[21] Подробнее см.: Губогло М. Н. Межнациональная напряженность в реальности и в представлениях граждан… С. 174.
[22] Например, при характеристике молдаван большинство респондентов-украинцев, жителей с. Мусаит, подчеркнули, с одной стороны, их трудолюбие, доброту, гостеприимство, с другой, – любовь к родной речи. В меньшем количестве прозвучали константы вроде «плохо що розділилися» (плохо, что разделились), «теперь дружнее стали», или попытка уйти от ответа – «в каждой нации есть плохие и хорошие».
Вторая часть ответов находит объяснение в том, что жители села оказались невольными свидетелями противостояния волонтеров из Кишинева с гагаузами. В 1990 г. по проходящей через село дороге перемещались автобусы с этими волонтерами.
Память о тех страшных событиях еще жива в народе. Вероятно, этим же объясняется выбор ответов на вопрос «Возможен ли конфликт на этнической почве в вашем регионе?» Утвердительно ответили лишь 20,59% чел., отрицательно – 38,24%, обращает на себя внимание третий вариант – «затрудняюсь ответить», его выбрали практически столько же, сколько сказали «нет» – 32,35% (см. табл. А.9.2).
[23] И. И. Кауненко полагает, что это связано как с низким уровнем общения с данной группой (иногда практически никаким), так и с отсутствием информации об истории, культуры данной этнической группы. / Психологические особенности этнической идентичности подростков в республике Молдова: проблемы и перспективы (на основе социально-психологических исследований) / Moldoscopie (probleme de analiză politică) Revista ştiinţifică trmestrială. Chişinău: USM, nr. 1 (XXXII), 2006 Р. 40-42.
[24] Там же. Р. 36-67.
[25] Арутюнян Ю. В., Дробижева Л. М., Сусоколов А. А. Этносоциология. М., Аспект пресс, 1999. С. 165.
[26] Там же.
[27] Согласно результатам переписи 2004 г. в г. Бессарабка проживает 28978 чел.
[28] Тишков В. А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М. «Наука», 2003. С. 53.